В «Вышке» измерили уровень бедность, чтобы определить потенциальный «градус» уличного протеста.
Бедные в России делятся на две категории. Одни считают себя очень бедными, но при этом кое-как сводят концы с концами. Другие глубоко бедными себя не признают, но де-факто ими являются. Между собой эти группы не пересекаются. К таким выводам пришла эксперт Высшей школы экономики Екатерина Слободенюк.
Основой для ее работы по глубокой бедности стали данные Института социологии РАН 2018 года. К объективно очень бедным социологи относят тех, кто живет в домохозяйстве с доходом менее 7,5 тыс. рублей в месяц на каждого члена семьи. Субъективная глубокая бедность оценивалась по двум вопросам: как человек сам оценивает свое материальное положение? И какое место, по его мнению, он занимает в социальной иерархии?
Объективно бедные, по данным Института социологии РАН, составили 8,1% населения России. Субъективно бедные — 4%. Исследование ВШЭ показало: в группе субъективно бедных около половины составляют пожилые. В то время как среди объективно бедных их лишь 18%.
Парадоксально, но 61% объективно бедных — это россияне в возрасте 18−40 лет. Причины такого положения — высокая иждивенческая нагрузка за счет детей (73%) и неработающих взрослых (33%).
А вот в зоне субъективной бедности тон задают неработающие пенсионеры. Прежде всего, бедными они считают себя из-за проблем со здоровьем. Подавляющее большинство в этой группе — 68% — считают его плохим.
Вывод Слободенюк делает такой: субъективная и объективная глубокая бедность требуют разных видов поддержки со стороны государства. Для снижения объективной бедности необходима поддержка занятости и зарплат. Для сокращения субъективной — рост доступности медобслуживания.
Заметим, 8,1% глубоко бедных — тех, чьи семьи выживают на 7,5 тысячи на человека в месяц — это ужасающе много. Это означает, что цифры официальной статистики по «обычным» бедным властью ощутимо занижены. Напомним: по данным Росстата число граждан, чей доход не дотягивает до 11 185 рублей (прожиточный минимум), сейчас составляет 13,5% населения. То есть — почти 20 миллионов россиян.
Наверняка изрядная долю глубоко бедных — это пенсионеры и предпенсионеры. Власть, подняв возраст выхода на заслуженный отдых, оставила у разбитого корыта миллионы сограждан. Ранее «Известия» сообщали, что из 10,1 млн. предпенсионеров трудоустроены всего 40%. При этом из 6 млн. неработающих пожилых людей часть закончили трудиться досрочно. Или уже не могут этого делать из-за инвалидности.
Прибавьте к этому, что с 2013 по 2018 год реальные располагаемые доходы граждан снизились на 8,5%. Вместе с тем, за это время произошел значительный рост цен. По мнению аналитиков, сегодня, по сравнению с 2018-м годом, ситуация с бедностью еще ухудшилась. С одной стороны, из-за того, что реальные доходы продолжают падать. А с другой — растет инфляция и обязательные платежи, такие как ЖКХ и оплата долгов по кредитам.
Заметим, рост доходов россиян и снижение бедности — одна из ключевых задач президента Владимира Путина на текущий президентский срок. До 2024 года число тех, кто живет за чертой бедности, должно сократиться вдвое — до 6,6%. Уже в 2019 году, по путинскому плану достижения целей до 2024 года уровень бедности должен снизиться до 12%.
Возможно, так и будет — на бумаге. На практике желаемый уровень бедности недостижим даже при самом оптимистичном сценарии развития страны.
А теперь, в связи с повышением пенсионного возраста, гражданину показали шиш, а не прибавку. Его доход все равно остался выше прожиточного минимума. И формально бедным гражданин не считается. Но по факту он — бедный.
«СП»: — Разделение бедных на «субъективных» и «объективных» имеет значение?
— Только в плане социологии. Мы, экономисты, не очень этим интересуемся.
Позволю небольшое отступление. Всю свою жизнь я думал: какая цель жизни человека? Она, оказывается, очень простая — формулируется чисто социологически. Цель — жить не хуже «своих» (представителей «своей» референтной группы). И лучше «чужих».
Так вот, «объективные» бедные, которые не считают себя таковыми, просто не хуже «своих» бедных. Тех бедных, которые их окружают. И лучше «чужих» бедных.
Представим: вы живете в нищем селе. Но у вас на две картофелины на столе больше, чем у соседей. Тогда вы — по субъективному ощущению — не бедный. Вот рядом лебеду жрут — те бедные.
То же самое с «субъективными» бедными. Просто у людей есть потребности, а денег на них не хватает. Да, к старости уходит масса потребностей. Но возникают другие — и оказываются недоступными.
Например, в кино сходить — билет на хорошее время 500 рублей. А у пенсионера 500 рублей — это паек на один-два дня!
А билеты в театр стоят от 1000 рублей. Или возьмите поход в кафе — да чашка хорошего кофе стоит 150 рублей! Торт, извините меня, стоит под 600 рублей!
На деле, между «объективными» и «субъективными» категориями — хотя Слободенюк об этом не говорит — секущая плоскость проходит очень четко: это городская и сельская категории бедных.
То есть, для сельского пенсионера возможность выпить хорошего кофе никогда не будет критерием. Просто кофеен на селе нет. Такой пенсионер купит в сельпо пачку поддельного «Пеле» за 60 рублей — и будет считать: нормально, потребность удовлетворена.
А ту же банку кофе может купить городской пенсионер, и будет твердо знать: он пьет дерьмо. А приличий кофе даже на распродаже для него дорог. Потому что стоит 300 рублей за чашку.
«СП»: — Какая тогда практическая ценность исследования ВШЭ?
— Подобные исследования имеют смысл в одном случае: если нужно измерить уровень социальной напряженности — в плане готовности населения к протестам. Если прогнозировать протесты, которые могут иметь значение для власти — говорить нужно только о городских бедных.
Да, это инертная масса. Эти люди доживают, они «отыграли» свое. Но не надо относится к ним, как к дерьму мамонта. Это показал январь 2005 года, когда при монетизации льгот городские бедные вышли на улицы.
Для власти самым страшным оказалось не то, что бабушки и дедушки перекрыли Ленинградское шоссе. А то, что ОМОН отказался их бить!
Обратите внимание: когда на несогласованные митинги выходят студенты и школьники с присущей молодым агрессивностью, репрессивные органы — омоновцы, собровцы, просто пэпээсники — на личностном уровне готовы с ними «бодаться». Для них эти подростки — «чужие». Они, быть может, скоро получат высшее образование, а омоновец еле-еле школу кончил. На отдельном подростке шмотки стоят больше, чем месячная зарплата правоохранителя.
Но когда против ОМОН стоят дедушки с орденами и бабушки-божьи одуванчики… Представляете, каким моральным уродом надо быть, чтобы замахнуться на них «демократизатором»?!
Так вот: исследование Екатерина Слободенюк показывает, что вообще-то этих бедствующих бабушек и дедушек в России тоже немало. Потому что социальная группа, приближающаяся к 10% — это достаточно много.
И неважно, что эта группа не имеет рупора и общественного звучания. Потому что если этих людей «дожать» по уровню жизни — так, что перед ними замаячит перспектива голодной смерти — даже они могут выйти на площади.
И Кремль ничего им противопоставить не сможет. Просто ОМОН не поднимет дубинки.
.jpg?v=1)
https://svpressa.ru/society/article/250850/