Въезд в город находился под охраной «Камаза», гружённого песком, и полутора десятков сотрудников полиции, останавливавших все машины подряд для досмотра. Невзирая на наш намёк на незаконность действий патруля, этой процедуре были подвергнуты и мы, но отнеслись к этому с пониманием.
Первым пугачевцем, с которым я пообщался, был местный глава. Приём был настороженный, и пока в кабинете не появились представители областного руководства, общение не складывалось. Их показательное радушие по отношению к коммунистам, возможно, несколько удивило главу, попытавшегося навязать свой взгляд на сложившуюся в городе ситуацию. Выглядит она, по мнению местной власти, следующим образом.
Смерть двух горожан за короткий период времени в одном и том же месте от рук чеченцев — трагическое, но случайное стечение обстоятельств; обстановка в районе не отличается чем-либо от ситуации у соседей с точки зрения национального вопроса (как оказалось позже, этот довод во многом подтвердился); протестные вспышки — спонтанное хулиганство нескольких десятков молодых людей, подогретых большим количеством спиртного; чеченцы — простые чабаны, которых в целом всего 18 семей, а район города, где, по утверждению «несознательных» горожан, эти «чабаны» проживают компактно, но очень криминально, ничем не отличается от других районов; бунтующий народ никаких вразумительных требований не высказывает, к зачинщикам беспорядков никаких мер воздействия и преследования не применяют, никаких незаконных удержаний лиц полиция не производит; следствие по последнему преступлению успешно развивается, а чеченец, осуждённый по предпоследнему убийству, на вполне законных основаниях отбывает срок в… Чеченской Республике, откуда было получено письменное подтверждение.
В завершение общения силовики попытались взять с меня слово, что я не буду вмешиваться в события, но, не получив его, вынуждены были ограничиться обещанием ещё одной встречи с ними вечером (как показали дальнейшие события, такая встреча состоялась).
Выполнив «обязательную» процедуру общения с одной стороной конфликта, я отправился к другой стороне — «в народ».
В глаза бросилось настороженное, если не враждебное, отношение пугачёвцев к «чужакам». Сказывается навязчивое поведение наводнивших город журналистов, частенько искажающих реальную картину событий ради «жареных» фактов и «желтизны» сюжетов. Ещё была задавленность, нет, не страх, не трусость, а именно задавленность, смешанная со злобой, особенно заметной у мужчин. Тем не менее при помощи местных коммунистов удалось пообщаться с несколькими горожанами — непосредственными участниками событий, а «картину маслом» мне нарисовал народ уже на том самом сходе, которого власть так боялась. Боялась до такой степени, что активистов, едущих на подмогу в Пугачёв со всей страны, задерживали в Саратове, Балакове, Марксе и на ближних подступах к самому Пугачёву. Но вернусь к анализу причин событий, происшедших в городе, с точки зрения той самой другой стороны — простых пугачёвцев, причём эта точка зрения разительно отличается от версии, которую я услышал во властном кабинете.
Во-первых, убийство десантника было не только не первым, но даже не вторым и не третьим преступлением, совершённым чеченцами, а заявления о нападениях, избиениях, шантаже, запугиваниях со стороны представителей Северного Кавказа исчисляются сотнями, причём по какому-то странному стечению обстоятельств именно эти дела и лежат мёртвым грузом на протяжении многих лет. Что важно, люди не считают данный конфликт межнациональным в чистом виде. Против криминального поведения чеченцев пугачёвцы выступили единым многонациональным фронтом: среди протестующих было немало, кстати, и представителей других народов Кавказа, много мусульман.
Во-вторых, именно попустительство полиции, прокуратуры и местных властей, то ли связанных с чеченской диаспорой, то ли не рискующих ссориться с нею, стало причиной вызывающего поведения представителей этой этнической группы. Вызывающее поведение по отношению к молодым пугачёвцам, особенно к девушкам, постоянная демонстрация силы (будь то численный перевес или угроза оружием), «крышевание» бизнеса, прямые захваты чужих предприятий, хозяйств, насильственное выселение целых сёл и т.д. — и всё это подчёркнуто поучительно, без опаски реакции со стороны властей или карательных органов.
Причём мои собеседники подтверждали тезис местной власти, что ситуация в Пугачёве ещё не столь запущенная, как, например, в Ершовском районе или Перелюбе, куда по решению ещё губернатора Аяцкого были приглашены беженцы-курды, представители которых, по утверждению очевидцев, творят гораздо большие безобразия. Кстати, о том, что именно в этих районах «отдыхают» после «ратных» дел кавказские боевики-«пугачёвцы», перелюбцы и ершовцы знают уже давно.
Эти проблемы традиционно «гармонично» связаны с огромными социальными проблемами: безработица (закрыты практически все предприятия района), отсутствие реального благоустройства города и сёл, отсутствие нормального досуга молодёжи, заоблачные для пугачёвцев коммунальные платежи и мизерная зарплата, у многих не превышающая пяти тысяч рублей.
Что же касается развития событий, то на перекрытие дорог, сходы граждан выходили тысячи горожан, и все эти незаконные, по мнению властей, действия народа спровоцировала сама власть, которая в первые дни протеста отказывалась общаться с людьми. Исключая день похорон, на всех остальных наиболее резонансных акциях пьяных практически не было, за чем специально следила местная молодёжь. Кстати, на сходе, в котором сам принимал участие, ни одного пьяного я также не заметил.
Первой реакцией власти после некоторой растерянности стало жёсткое давление на участников и особенно организаторов народного протеста. Запреты на участие в акциях под угрозой увольнения, отчисления, заведение уголовных дел привели к тому, что протест, потеряв организованность, действительно стал затихать, но это затишье напоминает пожар на торфянике. Огонь загнали внутрь, и теперь непонятно, когда и где полыхнёт. При этом одни пугачёвцы (в основном женщины) опасаются мести со стороны чеченцев в скором будущем, другие (в основном мужчины) просят хотя бы один день не вмешиваться в ход событий, и, дескать, они сами наведут порядок в городе и районе.
Очень многие вспоминают советские времена, когда в городе было мирно и спокойно, на улицах играли дети, молодые пары спокойно сидели в кафе и гуляли в скверах, работали предприятия, а на улицах горел свет. То, что люди говорили о нынешней власти, причём всех уровней, я здесь привести не могу в связи с нелитературностью выражений.
Что же касается того схода, которого власть ждала и боялась, то он обошёлся без перекрытия федеральной дороги не потому, что перевес был на стороне полиции (сотни полицейских в полной амуниции окружали площадь). По заявлению самих пугачёвцев, если бы власть в первые дни сразу наладила диалог с ними, никакого «экстремизма» не было бы вовсе. Да, с «избранными представителями народа» власть в лице губернатора, полномочного представителя президента РФ в Приволжском федеральном округе и т.д. встречалась в местном Доме культуры, но люди хотели прямого диалога на улице, так сказать, без «присмотра». Кстати, главу города из его кабинета на этот раз также пришлось «выкуривать» организацией импровизированного «штурма» администрации. На моё личное приглашение выйти на площадь к народу руководитель района внятного ответа не дал. Тогда по нашему предложению люди решили не перекрывать трассу, а пройти к «оплоту» местной власти — «мэрии», благо находится неподалёку. Лишь когда люди волной двинулись к зданию администрации, причём решительное настроение народа было очевидным, с пугачёвцами «соизволили» пообщаться. И неожиданно здесь же, на площади, оказались в роли скромных наблюдателей депутаты областной Думы и даже её спикер. Зная в лицо народных избранников, я практически насильно «наладил» их контакт с избирателями. Люди задавали множество вопросов, получали ответы, которым кто-то верил, кто-то нет, но одному ответу не поверил никто. На вопрос, имеются ли в полиции на настоящий момент задержанные активисты протеста, чиновники в один голос отвечали, что нет. Я вынужден был пройти в отделение полиции. Перепуганные стражи порядка загораживались от нас многослойным кордоном, народ, не дождавшись нашей делегации, пришёл к зданию отделения, где вновь продолжилось противостояние, грозящее в любой момент перерасти в стычку. К полуночи удалось выяснить, что нам бессовестно врали: в отделении действительно находились задержанные активисты. Как нам удалось дождаться (а может быть, добиться) их освобождения — это отдельная история.
Здесь же хотелось бы перейти к некоторым выводам, которые я сделал в результате поездки:
1. Несмотря на то, что многим людям в состоянии эйфории свойственно преувеличение масштабов событий, тем не менее рассказы очевидцев, совершенно разных по возрасту, социальному положению и степени участия в народных волнениях, о событиях первой недели «бунта» и их причинах сходятся в главном и заслуживают гораздо большего доверия, нежели официальная точка зрения. Однако не стоит упрощать и объяснять всё лишь «национальным вопросом». Налицо провал как национальной, так и социальной политики властей всех уровней.
2. Выступление было фактически спонтанным, не имело чёткого плана и системных целей, поэтому эта волна достаточно быстро была «задушена» властью и не переросла в реальную «революционную ситуацию». Говоря по-ленински: «низы» показали своё нежелание жить по-старому, но «верхи» пока ещё оказались сильны, хотя для этого им пришлось стягивать силы практически со всего Поволжья.
3. Судя по отношению представителей силовых органов к правам простых граждан, журналистам и даже депутатам и их помощникам (от оппозиции), в городе тихой сапой было введено «чрезвычайное положение», хотя формально президент не рискнул честно назвать вещи своими именами.
4. Если власть продолжит политику подавления оппозиции силой, политику подавления лидеров протеста и объявления пугачёвского инцидента чем-то случайным, свойственным лишь данному району, то такая политика может привести к крупномасштабному, неуправляемому протесту местного населения.
Александр Анидалов,
секретарь Саратовского обкома КПРФ.
«Правда»
2013-07-18 15:50